Переломы - Страница 32

— Вы ненормальный.

Луч фонаря начинает метаться.

— А красотка Доротея? Как она поживает?

Люк трет висок, потом смотрит на кровь на кончиках пальцев.

— Вы знаете Доротею?

— Конечно. Я все про вас знаю. Про ваших больных, про ваши недостатки, про ваши достоинства… Бедный папа умер на теннисном корте, мама киснет в доме престарелых, и так далее. — Луч фонаря светит то в один глаз, то в другой. — Алиса не поправится. Выкиньте ее, как мусор. Послушайтесь, Грэхем, или вы сдохнете. Если придется, я займусь хорошенькой бабенкой, с которой вы сегодня ужинали в ресторане. Как там ее зовут? Жюли Рокваль?

— Она тут ни при чем, оставьте ее в покое!

— Отлично, мы друг друга поняли. Есть еще кое-что. Этот тип, которого вы поместили в свою клинику…

Люк подносит руку ко лбу:

— Диск с записями из центра, фотографии, бланк госпитализации. Это были вы.

— Когда вы меня от него избавите?

Люк делает глубокий вдох.

— Господи боже мой, о чем вы?

— Вы прекрасно меня слышали.

— Я… Я не могу сделать ничего такого. Он в больнице, он не скоро выйдет оттуда, и…

— Значит, убейте его в больнице. Судя по всему, она не так уж хорошо охраняется. Даю вам два дня, чтобы найти способ. До послезавтра вечером.

— Вы… Вы больны… То, что вы сделали, переходит все мыслимые границы.

— Может быть. И может быть, если бы в мире было побольше таких, как я, мир стал бы лучше. Ну, так мы договорились по поводу этого человечка?

Люк не отвечает, но его молчание красноречивее слов.

— Великолепно. А теперь… Надо сжечь все материалы по Дехане. Записи, ваши бумаги, все.

— Прошу вас, я…

— Если мне придется повторять вам еще раз, это может плохо кончиться.

Люк встает, совершенно разбитый, и идет в столовую. Там он открывает шкаф и достает оттуда небольшую коробку.

— Все здесь. Кассеты, мои записи, рисунки Алисы.

— Вы уверены, что это все? А в кабинете у себя вы ничего не прячете?

— А что еще я могу там прятать?

— Не валяйте дурака, а пойдите-ка лучше и принесите мне все кассеты из автомобиля.

— Нет… Не…

— Идите!

Люк в отчаянии подчиняется.

Незнакомец кивает головой:

— Хорошо, хорошо. В огонь…

Люк открывает топку и бросает туда коробку, кассеты. Один из самых трудных поступков за всю его жизнь. Пляшущие языки пламени жадно пожирают свою добычу. Проходит не больше пяти минут, и все превращается в пепел. Все слова Алисы, самая суть терапии… Люк застывает, глядя, как испаряются результаты его работы. Алиса… Ее изломанная память, ее травмы… Все улетело.

Голос принимается за свое:

— Теперь — жесткий диск из вашего компьютера.

— Там нет ничего, что…

— Значит, вам не жалко будет мне его отдать. Давайте!

Люк послушно идет к кабинету. Открывает корпус системного блока, вырывает провода. Неизвестный сует жесткий диск в карман.

— Ладно, Грэхем, извините, но мне пора. Убейте кататоника, оставьте в покое Алису, и больше вы никогда обо мне не услышите. Ваше прошлое останется позади, и вы счастливо доживете до старости. В противном случае вас ждет ад.

Фонарь гаснет. В темноте Люк чувствует, как что-то ударяется о его грудь.

— Вот, держите, можете добавить к своей коллекции.

Еще какое-то движение и хлопок входной двери.

Люк, шатаясь, встает. Опирается ладонями о стену. Весь дом дрожит и, кажется, вот-вот обрушится вместе с миром, со всем его миром, который уже рухнул.

Он разражается слезами.

Потом с трудом зажигает свет. Напавший на него человек швырнул ему вырезку из газеты с черно-белым снимком, снятым с той скалы, откуда упала машина его жены.

Глубокая внутренняя рана вновь открылась.

Люк, доведенный до отчаяния, падает и кричит.

Вопль раненого зверя — он никогда не подумал бы, что способен издать такой звук.

23

Обессилевшая Алиса сидит на пассажирском сиденье, поджав колени к груди, и недоверчиво смотрит на Фреда. Волосы прилипли ко лбу, очки забрызганы грязью. Дождь за окнами фургона понемногу стихает.

— И что это все значит? — спрашивает Фред, отрывая на мгновение взгляд от дороги. — Господи, Алиса, что такое с тобой творится?

Поскольку девушка не отвечает, он старается успокоиться и продолжает уже гораздо мягче:

— Я увидел, что ты никак не возвращаешься, и стал волноваться.

Алиса смотрит на него как-то странно:

— Из-за тебя папуля опять сломает мои карандаши и накажет меня. Мне нельзя выходить из дома, я поранюсь, а если я поранюсь, я могу умереть.

— Почему?

— Нельзя, нельзя, нельзя.

Тот же тонкий наивный голосок. Алиса почти не разжимает губ, она прижала подбородок к плечу. Фред подносит руку к ее затылку, но она не позволяет ему до себя дотронуться.

— Что случилось с тобой, бедняжка?

Алиса снова плачет, закрывая лицо руками:

— Отвези меня, отвези меня, отвези меня… Я хочу вернуться домой, к папуле и мамуле. Ты злой.

— Алиса, ты должна мне объяснить. Я не могу оставить тебя в таком состоянии. Кто-то на тебя злится? Что происходит, черт возьми?

Теперь она не смотрит на него, она что-то делает руками, изображает какие-то формы, каких-то зверей. Потом улыбается застенчивой детской улыбкой. Можно подумать, что мира вокруг нее не существует.

Старый фургончик выезжает на автостраду, Фред оплачивает проезд и сворачивает в сторону Кале. Дождь прекратился. Фред выключает дворники.

— Парень, которого я стукнул… Ты его знаешь?

— Это доктор Грэхем. Отвези меня, отвези меня.