Переломы - Страница 19

Жюли смотрит на часы. Люк накручивает спагетти на вилку и говорит:

— А у вас сейчас много работы?

— Вчера в травматологию доставили шестнадцатилетнюю девушку… Хотела покончить с собой, потому что, по словам подруги, ее вроде бы изнасиловал отчим.

— «Вроде бы». В этом-то вся проблема. Девочка мало что рассказывает, постоянно противоречит сама себе? Она ничего не скажет. Жертвы насилия или инцеста предпочитают хранить молчание либо из чувства стыда, либо из страха наказания…

— Я постараюсь убедить ее. С такими больными проще иметь дело, чем с шестидесятилетними. Два дня назад один тип нанес себе два удара ножом, просто от отчаяния. Не хочет ничего слышать, не выносит психиатров. И наверное, его выпишут сегодня вечером или завтра, как будто бы ничего не произошло.

Люк пожимает плечами:

— Надо смириться, нельзя же их тут оставлять навсегда против их воли. И мест не хватает, и вообще… Вы же знаете.

— Лучше кого бы то ни было.

— Кстати, приходили из службы криминалистического учета, взяли отпечатки у нашего кататоника. Я недавно звонил, у них на него ничего нет.

Жюли показывает ему на свой мобильный:

— Я только что звонила вашему интерну. Судя по всему, больной пробормотал какое-то имя. Бланшар…

Люк размышляет. Лицо кажется ему знакомым, но имя совершенно ничего не говорит.

— Это нам мало чем поможет. Знаете, сколько во Франции Бланшаров…

Люк достает из кармана последнюю фотографию кататоника, внимательно смотрит на нее.

— Подождем до завтра, до теста с ривотрилом. Нас никто не торопит. Возьмите фотографию…

Внезапно психиатр поворачивается к студенту — тот начал храпеть. Люк смеется:

— Надо же, а я ведь тоже спал в этом самом кресле. Господи, как давно это было!

— А вы где работали?

— В отделении у одного старого озлобленного хирурга, который любил оперировать под Бетховена. В операционной никому не разрешалось разговаривать. С тех пор я никогда не слушаю Бетховена.

Жюли уже не хочется уходить, ей хорошо. Она делает глубокий вдох, а потом, указывая на обручальное кольцо Грэхема, говорит:

— А знаете, не будь вы женаты, я пригласила бы вас в настоящий ресторан, где мы не говорили бы о самоубийствах, больных, операционных. Я тут пашу уже полгода и впервые вижу вас без халата.

Люк кладет вилку и отпивает глоток воды. У него перехватывает горло.

— Извините…

Он замолкает, бросает взгляд в сторону телевизора, потом уставляется в пустоту. Жюли чувствует, что в его душе что-то сломалось. Она смущенно пытается встать:

— Простите, если я…

— Я вовсе не против ресторана. Может быть, сегодня вечером? Дежурства нет, очень удачно. Пошли в «Севастополь»… И это я вас приглашаю. Встречаемся там в восемь.

Жюли старается не покраснеть.

— С удовольствием, но я не знаю, где этот «Севастополь». Понимаете, я тут недавно и…

— И мало куда ходите. Не волнуйтесь, я тоже.

Она застенчиво кивает. Люк встает и тоже кладет яблоко в карман.

— Я пришлю вам адрес по мейлу, идет?

— Вы уже уходите? Вы же не поели!

— Я пришел сюда не потому, что хотел есть.

Они долго молча смотрят друг на друга.

— Обещаю, что вечером я приду без халата.

Он уходит не оборачиваясь, почти что бегом. Студент открывает глаза и быстро растирает лицо. Жюли тоже пора уходить. Она выходит, идет на огромную, битком забитую парковку клиники Салангро. Куда ни глянь, всюду машины. Если есть на свете два места, где никогда не будет пусто, так это больницы и кладбища…

Жюли без конца прокручивает в голове фамилию. Бланшар… Увы, слишком распространенная, Люк прав. Она говорит себе, что прежде всего надо посмотреть в телефонном справочнике Ильеса и окрестностей. Потом, если потребуется, она позвонит кое-каким знакомым в полиции, чтобы они посмотрели дела пропавших без вести.

Проведя намеченные на вечер встречи с больными, она заносит в лабораторию Биолилль конверт с образцами крови для анализа на групповую принадлежность. Один из лаборантов, Мартен Плюмуа, когда-то работал в экспертно-криминалистическом отделе полиции в Лилле и разбирается не только в пробирках.

Потом она возвращается к себе в Бетюн. Надо подготовиться к свиданию с Грэхемом. Сегодня вечером ей не хочется думать о людях, попавших в беду. Ей хочется мечтать…

14

Фред на своем фургоне ловко маневрирует на узких улочках Кале, время от времени беспокойно поглядывая в зеркало заднего вида. Он тщательно избегает центра города и основных магистралей, потом выезжает на дорогу, идущую параллельно дамбе в направлении паромного причала.

Алиса судорожно вцепилась в ручку дверцы:

— Вы так быстро едете. Чего вы боитесь?

— Полиции, она нас не очень-то любит.

Справа в канале возле буя останавливается паром компании «Sea France» с надписью «Keep wheel on the West». На набережной стоят автомобили с английскими номерами, ящики, наполненные под завязку спиртным и сигаретами.

— Здесь каждый день собираются десятки эмигрантов вроде Самсона.

— Как палестинцы в Ливане.

— Нет, тут все иначе. Ты говоришь о Ливане, где в конфликте сам черт ногу сломит, и совершенно не знаешь, что происходит в нескольких километрах от твоего дома?

— Мой отец был очень известным репортером, правда уже давно. Очень известный человек в своей профессии, понимаете? Он ездил по всему миру и находился в Ливане во время войны.

— Был? А что с ним сейчас?

— Он работает дома. У него маленькая фламандская ферма между Аррасом и Лиллем, там есть сарай, коровник на двух коров, сад. Он выращивает овощи, скот, ведет там все хозяйство.